Мне было очень интересно познакомиться с книгой И. Листвиной «Гербарии, открытки», появившейся недавно на сайте Литрес. Книга – многоплановая: в ней дневниковый рассказ ребёнка, становящегося по ходу действия подростком, перемежается с характерными событиями и персонажами, с картинами жизни и быта ушедшей советской эпохи 50-х.
Но я пишу не обо всей книге, а о своих впечатлениях, ведь я читатель, а не литературный критик.
Сюжет книги достаточно драматичен, но автором соблюдена простая пропорция детского восприятия – как бы грустно не было школьнице Ире, но ей (как правило!) не изменяют наблюдатель-ность и чувство юмора.
И всё же, самые яркие впечатления остались у меня от тех страниц, где преобладает светлый и жизнеутверждающий мажор – в восприятии природы и семейных отношений.
Или та «солнечная сторона» явлений, которая нашла своё место в (вымышленном Ирой? А на самом деле реалистическом, но по-детски) театрике «Кокон».
Вот, например, глава «Как важно быть… хорошей». В ней присуствует чёткость чёрно-белых фотоснимков, но сами снимки цветные, радостные и красочные, я так-таки вижу и комнату на Владимирской площади в детский день рождения, и курортный посёлок Бирштонас с зеркальным озером, костёлом… и отдыхающими дачниками. Да и кафе «Квисисана» тех лет на Невском – со старшей официанткой, похожей на Элину Быстрицкую.
Ещё ярче глава «Отец и море», в ней восприятие просто светится, а Ира ощущает себя девочкой-дельфинкой и в самый обыкновенный солнечный день. А когда по морю начинают ходить высокие, предштормовые волны, отец Иры учит её плавно взлетать и опускаться вместе с ними. И это – её самое большое счастье: «Какой огромной радостью оказывалось и оборачивалось самое страшное на свете, „громады разъярённых волн“, рядом с ним, любящим море и меня великаном…».
А вот и сценка непосредственно из «Кокона» – в фотоателье. Фотограф (друг юности Ириной мамы) талантливый, но не вполне реализовавший себя художник. Чтобы растормошить девочку, он извлекает для неё (из целого вороха аксессуарных безделушек) парочку игрушечных деревянных птиц. И она, забыв обо всём на свете, вслушивается в их «пение», с головой уходит в кормление этих птичек и игру с ними…
Ещё лучше (то есть ещё солнечнее, живописнее и ярче) отрывок «Открытка тахты с отдыхающими днём родителями». Но пересказать его мне не удастся, это настоящая проза, её нужно читать.
Лучшее (на мой взгляд!) место во второй повести «Вокруг Владимирской» – глава «Мистическая фотография», в которой на помощь Ире, замученной хулиганами, проникшими в скверик у церкви, приходит сама Ксения Блаженная. Девочка и понятия не имеет о том, кто эта девушка в строгом английском костюме цвета хаки, так похожая на «училку-практикантку из Герценовского» в параллельном младшем классе.
Но неведение делает рассказ о чудесном спасении ещё правдивее и убедительнее. Ира не была крещена в раннем детстве (как и большинство советских детей, её сверстников). Но что-то в её душе пробуждается – как бы согретое летним солнцем в начале холодной весны – и помогает ей понять, что произошло настоящее, не просто сказочное, а изглубинное чудо.
Отрывки, отмеченные мной здесь, в книге не единичны. Я выбрала несколько законченных эпизодов, но по её страницам рассеяны и короткие, неоконченные. Они – как солнечные пятна на сумрачном фоне тех дней.
Но никакой лёгкой жизни (а также глянца) читатель в «Гербариях…» не найдёт. Ведь книга – о непростом детстве и отрочестве в послеблокадном Ленинграде. И о переломном для страны времени.
Ольга Ципина, иконописец и художница, Москва – Эммаус (Израиль)
Мне было очень интересно познакомиться с книгой И. Листвиной «Гербарии, открытки», появившейся недавно на сайте Литрес. Книга – многоплановая: в ней дневниковый рассказ ребёнка, становящегося по ходу действия подростком, перемежается с характерными событиями и персонажами, с картинами жизни и быта ушедшей советской эпохи 50-х.
Но я пишу не обо всей книге, а о своих впечатлениях, ведь я читатель, а не литературный критик.
Сюжет книги достаточно драматичен, но автором соблюдена простая пропорция детского восприятия – как бы грустно не было школьнице Ире, но ей (как правило!) не изменяют наблюдатель-ность и чувство юмора.
И всё же, самые яркие впечатления остались у меня от тех страниц, где преобладает светлый и жизнеутверждающий мажор – в восприятии природы и семейных отношений.
Или та «солнечная сторона» явлений, которая нашла своё место в (вымышленном Ирой? А на самом деле реалистическом, но по-детски) театрике «Кокон».
Вот, например, глава «Как важно быть… хорошей». В ней присуствует чёткость чёрно-белых фотоснимков, но сами снимки цветные, радостные и красочные, я так-таки вижу и комнату на Владимирской площади в детский день рождения, и курортный посёлок Бирштонас с зеркальным озером, костёлом… и отдыхающими дачниками. Да и кафе «Квисисана» тех лет на Невском – со старшей официанткой, похожей на Элину Быстрицкую.
Ещё ярче глава «Отец и море», в ней восприятие просто светится, а Ира ощущает себя девочкой-дельфинкой и в самый обыкновенный солнечный день. А когда по морю начинают ходить высокие, предштормовые волны, отец Иры учит её плавно взлетать и опускаться вместе с ними. И это – её самое большое счастье: «Какой огромной радостью оказывалось и оборачивалось самое страшное на свете, „громады разъярённых волн“, рядом с ним, любящим море и меня великаном…».
А вот и сценка непосредственно из «Кокона» – в фотоателье. Фотограф (друг юности Ириной мамы) талантливый, но не вполне реализовавший себя художник. Чтобы растормошить девочку, он извлекает для неё (из целого вороха аксессуарных безделушек) парочку игрушечных деревянных птиц. И она, забыв обо всём на свете, вслушивается в их «пение», с головой уходит в кормление этих птичек и игру с ними…
Ещё лучше (то есть ещё солнечнее, живописнее и ярче) отрывок «Открытка тахты с отдыхающими днём родителями». Но пересказать его мне не удастся, это настоящая проза, её нужно читать.
Лучшее (на мой взгляд!) место во второй повести «Вокруг Владимирской» – глава «Мистическая фотография», в которой на помощь Ире, замученной хулиганами, проникшими в скверик у церкви, приходит сама Ксения Блаженная. Девочка и понятия не имеет о том, кто эта девушка в строгом английском костюме цвета хаки, так похожая на «училку-практикантку из Герценовского» в параллельном младшем классе.
Но неведение делает рассказ о чудесном спасении ещё правдивее и убедительнее. Ира не была крещена в раннем детстве (как и большинство советских детей, её сверстников). Но что-то в её душе пробуждается – как бы согретое летним солнцем в начале холодной весны – и помогает ей понять, что произошло настоящее, не просто сказочное, а изглубинное чудо.
Отрывки, отмеченные мной здесь, в книге не единичны. Я выбрала несколько законченных эпизодов, но по её страницам рассеяны и короткие, неоконченные. Они – как солнечные пятна на сумрачном фоне тех дней.
Но никакой лёгкой жизни (а также глянца) читатель в «Гербариях…» не найдёт. Ведь книга – о непростом детстве и отрочестве в послеблокадном Ленинграде. И о переломном для страны времени.
Ольга Ципина, иконописец и художница, Москва – Эммаус (Израиль)