Прошло 115 лет, медицина достигла небывалых успехов — пересадка сердца и печени, победа над черной оспой, ЭКО... Теперь (при аккуратном приеме инсулина) с диабетом живут десятки лет, антибиотики и система прививок сделали дифтерию и корь редкостью, смертность от рака, родов, инсультов упала...
Прогресс медицины в XIX веке был также велик. Достижения асептики снизили смертность при операциях в десятки раз, открытия обезболивающих веществ (хлороформа, эфира) сделали возможными полостные операции и кесарево сечение, открытие рентгеновских лучей сделало возможным «видеть человека насквозь».
Теперь много женщин-врачей, теперь женщины могут обращаться за врачебной помощью без вреда для своей психики. Но женщины все еще рискуют жизнью, чтобы подарить мужу ребенка. «Я уже смотрел на мужа роженицы с озлобленным, неприязненным чувством. Ведь это был их второй ребенок, значит он знал, через что должна была пройти его жена».
Но все так же «прогресс медицины идет через горы трупов», мучительным методом проб и ошибок, все так же молодым врачам приходится учиться прямо на пациентах, все так же мы не можем еще обойтись без жестоких опытов на животных, все так же появляются лекарства, что хуже болезней. (Жутко читать строчку: «одно из самых драгоценных врачебных средств — кокаин»)
Любопытно, что вскрытие умерших было обязательно только для умерших в больнице, умерших дома хоронили без вскрытия (и сколько людей не ложилось в больницы и не клало в больницы детей из страха перед возможностью вскрытия!). Теперь, наоборот, вскрытие умершего дома обязательно.
Пишет Вересаев и о том, что прогресс медицины позволяет жить и размножаться тем, кто раньше бы умер в младенчестве. Не приведет ли это к окончательному вырождению. Но Вересаев с гневом отвергает идею «превратить человечество в заводскую конюшню под верховным управлением врачей-антропотехников».
Самое страшное у Вересаева — то, что доктор Менгеле был законным наследником многих (в том числе, русских) врачей. Сколько было чудовищных опытов (иногда с формального согласия подопытных) на слабоумных, на больных терминальным раком («им все равно помирать»), на солдатах, арестантах, проститутках («шлюх не жалко»).
Все так же жалованье врачей слишком мало, а самоубийств и алкоголизма среди них много.
Все так же медицина зачастую — медицина лишь для богатых и свободных.
Вересаев пишет: «Я ни разу не видел старика-наборщика, из ста прядильщиков только девять живут дольше сорока». Формально свободные люди живут хуже, чем в концлагерях. Не удивительно, что добрые и совестливые люди становились социалистами (а после социалистической революции появились концлагеря...)
Прошло 115 лет, медицина достигла небывалых успехов — пересадка сердца и печени, победа над черной оспой, ЭКО... Теперь (при аккуратном приеме инсулина) с диабетом живут десятки лет, антибиотики и система прививок сделали дифтерию и корь редкостью, смертность от рака, родов, инсультов упала...
Прогресс медицины в XIX веке был также велик. Достижения асептики снизили смертность при операциях в десятки раз, открытия обезболивающих веществ (хлороформа, эфира) сделали возможными полостные операции и кесарево сечение, открытие рентгеновских лучей сделало возможным «видеть человека насквозь».
Теперь много женщин-врачей, теперь женщины могут обращаться за врачебной помощью без вреда для своей психики. Но женщины все еще рискуют жизнью, чтобы подарить мужу ребенка. «Я уже смотрел на мужа роженицы с озлобленным, неприязненным чувством. Ведь это был их второй ребенок, значит он знал, через что должна была пройти его жена».
Но все так же «прогресс медицины идет через горы трупов», мучительным методом проб и ошибок, все так же молодым врачам приходится учиться прямо на пациентах, все так же мы не можем еще обойтись без жестоких опытов на животных, все так же появляются лекарства, что хуже болезней. (Жутко читать строчку: «одно из самых драгоценных врачебных средств — кокаин»)
Любопытно, что вскрытие умерших было обязательно только для умерших в больнице, умерших дома хоронили без вскрытия (и сколько людей не ложилось в больницы и не клало в больницы детей из страха перед возможностью вскрытия!). Теперь, наоборот, вскрытие умершего дома обязательно.
Пишет Вересаев и о том, что прогресс медицины позволяет жить и размножаться тем, кто раньше бы умер в младенчестве. Не приведет ли это к окончательному вырождению. Но Вересаев с гневом отвергает идею «превратить человечество в заводскую конюшню под верховным управлением врачей-антропотехников».
Самое страшное у Вересаева — то, что доктор Менгеле был законным наследником многих (в том числе, русских) врачей. Сколько было чудовищных опытов (иногда с формального согласия подопытных) на слабоумных, на больных терминальным раком («им все равно помирать»), на солдатах, арестантах, проститутках («шлюх не жалко»).
Все так же жалованье врачей слишком мало, а самоубийств и алкоголизма среди них много.
Все так же медицина зачастую — медицина лишь для богатых и свободных.
Вересаев пишет: «Я ни разу не видел старика-наборщика, из ста прядильщиков только девять живут дольше сорока». Формально свободные люди живут хуже, чем в концлагерях. Не удивительно, что добрые и совестливые люди становились социалистами (а после социалистической революции появились концлагеря...)