Наука, Образование

Знаменитый французский критик науки, автор понятия "эпистемологического разрыва" и неутомимый апостол динамичной рациональности Гастон Башляр, несмотря на ярую нетерпимость к "реалистическому мышлению" и защиту чистоты научного языка от скверны "эпистемологических препятствий" (также понятие Башляра, подразумевающее под собой сразу и контрпродуктивную интуицию в сфере обыденного знания, и инерционность психологических привычек, и метафоричность общеупотребительного языка, искажающего своей упрощающей образностью внеположные объекты научного мира, требующего своего независимого языка описания - всё то, что прерывает гносеологическую функцию), как ни странно, уделил большую часть своей творческой жизни психоаналитическому анализу грёз воображения, обширным экспозициям образов материальных стихий и восхищающему своим стилем и размахом феноменологическому описанию внутренних переживаний пространства. Данный факт не должен удивлять своей парадоксальностью, так как последняя может возникнуть лишь при беглом просмотре трудов ученого и сопоставлении оных с заслугами их автора.

Прочитав "Поэтику пространства", ставящую себе целью рассмотрение образов пространства на эмпирическом поле литературы, развеется любое сомнение в истинности рационалистического фундаментализма философа. Башляр в качестве метода избирает именно феноменологические дескрипции "чистых" образов воображения как они есть сами по себе, совершая гуссерлианское "эпохе". Вопреки наложенным запретам на интерпретации образов пространства глубинной психологией, на психоаналитические выкладки и на апелляцию к некоему замыслу автора (по Башляру всё это не имеет никакого отношения к интересующим его продуктивным образам пространства, являясь "негативизмом", сведением творческой силы образов к упрощенческому концептуализму - "ониризму в малой проекции"), автор "Поэтики пространства" не просто ограничивает выбранный метод феноменологии образов как проявление избыточности воображения - он накладывает запрет, попутно эксплицируя квазитабуированные интерпретации. Метод Башляра - метод интеграционный, а не исключающий. Используя хрестоматийное фрейдистское вскрытие, скажем, что самим фактом отрицания вытесняемого Башляр указывает - в его случае, благодаря научной честности - на факт правомерности присутствия вытесняемого. Иными словами, в ходе зачистки метода, Башляр дает читателю полиперспективное толкование того или иного образа пространства. В качестве примеров последних автор поднимает богатый запас литературных миниатюр от Анри Боско, Бодлера, Андре Лафона, Жоржа Спиридаки, Рене Казеля, Рильке, Сен-Поля Ру, Робине, Жюля Сюпервьеля и многих других, соударяя рационалистическое остриё теории с аморфной громадиной литературы, на выходе получая археобразы защиты, убежища, укрытия ("яшик", "гнездо", "раковина", "углы" и проч.), которые Башляр, будучи предтечей структурализма, дополнительно разводит по парам "дом-вселенная", "дом-городская квартира", "хижина-замок", "погреб-чердак" и т.д. Башляр различает и систематизирует, основываясь на принципах бинарной оппозиции, проводя смыслопорождающие связи по вертикали и по горизонтали, и полному исключению авторской интенции. Рассматривая продукты поэтического воображения как независимую продуктивную сущность, Башляр напоминает о "кардинальном различии между абсолютным образом, который творит себя сам, и постидеальным образом, который является лишь компактным изложением мыслей и не стремится стать чем-то большим".

В "Поэтике пространства", таким образом, налицо те обстоятельность и строгость, которые присуще научному подходу, лишь "увлажненное" выразительными оборотами и "плавностью течения" письмо как бы затушевывают аскетично "сухой" стиль, присущий второй половине двухполюсного творчества Башляра. Но следует ли этот текст требованиям, выдвигаемым самим Башляром? И да, и нет. Да, так как Башляр, как сказано выше, действительно старается не использовать "позитивистских" наработок, так или иначе касающихся анализируемых креативных прото-образов, например, "гнезда" и "раковины" (орнитология и конхиология соответственно), "это не наше дело" - воздерживается от непроизвольного вторжения Башляр. Нет, так как в то же время своей дотошностью в переборе эмпирического материала, своей непреклонностью в приложении метода, воинствующий рационалист недвусмысленно даёт понять, несмотря на отстаиваемую им самим автономию воображаемого регистра, что именно рациональное способно объяснить иррациональное, и никак не наоборот. Только научный разум понимает не только себя, но способен понять и распутать сферу грёз и фантазий.