История

Высочайшую планку, заданную томом про Ломбардию, Ипполитов выдержал. Вторая книжка развила авторский субъективизм и вольное прустианство до таких масштабов, что самой Венеции, в общем, и много и мало. Уйма фактов, фактищ и фактиков, ссылок на каталог картин и памятников, все из которых только автор поди и знает. Не могу не упомянуть и Гринуэя ( его и Ипполитов упоминает многажды — чаще только Манна и Висконти, понятно почему) — тяга к каталогизаторству, маньеризму сближает. Читать рекомендуется строго по главке в день, далее концентрация, как в богатом музеее, теряется , а Ипполитов предлагает бульон небывалой концентрации. Держать под рукой компьютер для сверки топонимики города и уточнения сведений о вскользь упоминаемых незнакомых именах и картинах — в обязательном порядке. Возможность получения удовольствия от текста прямо зависит от способности несколько наивно по-детски поддаться безграничной вере в авторскую магию, что ннекоторые читатели не могут сделать в принципе. Ну и как без Пруста — если вы с удовольствием читали его несобытийную, а размышленческую часть «Поисков», про бабушку там или про ту же Венецию, особенности авторского эго и оптики точно не смутят. Кому не близки Андрей Белый и Висконти, книга едва ли понравится. Ипполитов часто и уважительно вспоминает книгу Муратова, но вот пародокс — преданным и беусловным поклонникам манеры Муратова, полагающим его давешние Картины эталоном культурного обзора, книга не понравится. О своих впечатлениях кратко — восхищен.