‘А. П. Чехов’

Я приступил к «Жизни Антона Чехова» Рейфилда сразу после Анри Труайя, его любовно выполненного жизнеописания Антона Павловича (сэр Дональд назвал эту книгу «излишне живописной»). Труайя писал с французским изяществом, хорошим вкусом и чувством меры. Но он писатель, а Рейфилд – литературовед и историк. Историки же, хоть нередко и блещут интеллектом, часто грешат стилем. Британец пишет плохо, местами очень плохо. В результате этой мазни возникает совершенно мерзопакостная картина. Российская интеллигенция пьёт, жрёт, ср…т и, используя чеховский термин, «тараканит» прекрасный пол (женщины в России одна развратнее другой). В антрактах же ловит рыбу, убивает птичек и зверушек, пишет рассказы или картины (в зависимости от наклонностей), заботится об «униженных и оскорблённых». Едва ли не главное "открытие" автора - в каком году в России стали пользоваться презервативами.
После того как Гоголь окончил читать Пушкину «Мёртвые души», поэт произнёс: «Боже, как грустна наша Россия!» Рейфилд, знаток русского языка и литературы, наверняка знает эту историю. И, по-моему, он вольно или невольно говорит своей книгой: «Боже, как гнусна ваша Россия!» Правда, это имеет и положительную сторону: книгу неплохо бы почитать господам, тоскующим по «России, которую мы потеряли» и дамочкам, закатывающим глазки при одном упоминании о старорежимной жизни: «Ах-ах-ах, лакеи, юнкера, как упоительны в России вечера». Для таких господ и дамочек непонятно, как в такой распрекрасной стране произошла революция. Тем не менее, отзывы многих рецензентов книги Рейфилда восторженные: «Ах, как понравилось!», «Чехов стал ближе». Неудивительно: моральный уровень в современной России хуже некуда, Третий Рим в полном упадке.
Историки пишут неважно. Исключения – Евгений Тарле, Альберт Манфред и (это важно для темы) Барбара Такман, автор замечательного исследования «Августовские пушки» – о начале Первой мировой войны. Оно, в частности, показывает, что не всякий пишущий по-английски – непременно русофоб. Приведу отрывок из книги этого американского историка: прежде всего потому, что он связан с Чеховым. «Приверженцы Владимира (великого князя. – Авт.) держали в своих руках двор, переживавший век Нерона, дамы из высшего общества наслаждались приключениями с немытым Распутиным. Но у России были и свои демократы, и либералы. У неё были свои Левины, которые лихорадочно и мучительно размышляли о душе, социализме и земле, свои дяди Вани без надежд, было то особое качество, заставившее одного английского дипломата прийти к выводу, что «в России все немного сумасшедшие» – качество, называемое «ле шарм слав» – славянское очарование – полунебрежность, полубездеятельность, нечто вроде беспомощности «конца века», повисшее, как туман, над городом на Неве, известном в мире как Санкт-Петербург, а который на самом деле был «Вишнёвым садом». Но никто не знал этого».
Рейфилд вроде бы написал подробное (до скуки и зевоты) жизнеописание Чехова. Однако можно ли назвать то, чем жила тогдашняя интеллигенция, в том числе лучшие её представители, настоящей жизнью? Не было ли это смертью заживо? Ближе к финалу «Вишнёвого сада» молодые герои пьесы восклицают: «Прощай, старая жизнь! Здравствуй, новая жизнь!..». Критикуя обывательское существование, Чехов вёл при этом далеко не идеальную жизнь, но и сам понимал это, утверждая своим творчеством: так жить нельзя. «Я хотел только честно сказать людям: «Посмотрите на себя, посмотрите, как вы все плохо и скучно живёте!..» Самое главное, чтобы люди это поняли, а когда они это поймут, они непременно создадут себе другую, лучшую жизнь… Я её не увижу, но я знаю, она будет совсем иная, не похожая на ту, что есть…» Однако этого-то и не чувствуется в «клиническом исследовании» британца, сильно напоминающем вскрытие мёртвого тела. Характерно, что многие читатели его книги заражаются настроением «конца века», посчитав, что «бордельный Чехов» и есть настоящий.
Эпиграфом к 1-й главе книги служат слова Антона Павловича – вроде о коте, но, в сущности, о себе самом: «Кто бы мог ожидать, что из нужника выйдет такой гений?» И чувствуется, что Рейфилд постоянно удивляется: как в «российском нужнике» возникало светлое, доброе и талантливое? Слава Богу, хоть констатирует: возникало.
Я не любитель газеты «Московский комсомолец». Однако опубликованная там рецензия Александра Минкина на книгу Рейфилда о Чехове – дельная. Особенно хорош её заголовок – «Чехов для пошлых». Согласен.