‘Гомер’

Аналогично — читал в переводе Жуковского. Поэтому древнегреческие витязи в поэме, запахнувшись в мантии, рассаживаются согласно чинам на лавках, а сделав дело, бегут в шинок пропустить стаканчик. Вечерами рабы взбивают на кроватях перины и застилают их коврами. Для тех, кто не понял: в гомеровской Греции не было мантий, чинов, лавок, ковров, перин и тем более шинков. Но Жуковскому простительно. Он — поэт, а не реконструктор.

Переходя к сюжету. В общем, я тоже был удивлён: приключения занимают лишь половину книги, а остальное — это нудные беседы Одиссея (которому Афина изменила внешность) со слугами, женихами, сыном и супругой. Психологизм лишь намечен, а скорее — подан как сценические ремарки: вот здесь Одиссей плачет, а вот здесь — смеётся. Сопереживание нулевое (если не считать ночной сцены во дворце, неуловимо напомнившей мне молитву Христа в Гефсиманском саду). Опять-таки, в отличие от «Илиады» здесь нет совершенно никакого сочувствия к противнику: если враг не сдаётся, его уничтожают, а потом прыгают на костях и всячески глумятся. Точка. Никаких полутонов. Такое настроение скорее подходило бы как раз поэме о войне, ан нет! Зато, прочтя «Одиссею», я, кажется, ухватил принципиальную разницу между язычеством и христианством. На первый взгляд, заповеди одни и те же: неси добро людям, не причиняй зла и т.д. Но в христианстве есть одна позиция, которая язычеству чужда — милосердие и всепрощение. Для язычника Одиссея женихи — враги и должны быть умерщвлены, независимо от степени их греха. Если бы царю Итаки кто-нибудь принялся толковать о снисхождении хотя бы к некоторым (такой мотив проскальзывает в поэме, когда упоминается несколько «хороших» женихов), он пришёл бы в изумление: с какой стати ему миловать этих людей? Наоборот, их убийство — шаг глубоко праведный по земным и небесным законам. Вообще меня изрядно покоробило полнейшее пренебрежение людьми в поэме: автор походя описывает смерти всех спутников Одиссея, будто дохнут какие-то комары. О жутких сценах в пещере циклопа вообще говорится одной-двумя фразами: «схватил и сожрал». Оно и понятно: автора интересует лишь один герой, все остальные — антураж, пустяк. И вот нам преподносят елейную картину верных рабов, которые спят и видят, когда же вернётся господин. А заодно преданной жены и тоскующего отца. Но если вглядеться, то окажется, что Одиссей — пренеприятнейшая личность. Ему ничего не стоит прикинуться чужаком, чтоб навешать лапши на уши Пенелопе и Лаэрту, которых он не видел 20 лет! Такое бессердечие поражает. Правда, ранее, у Цирцеи и феакийцев царь Итаки роняет слёзы по далёкой семье, однако что с ним происходит потом — загадка. По всей видимости, эти части поэмы созданы просто разными людьми, в этом и коренится психологическая недостоверность Одиссея.

Вместе с тем, нельзя не отдать должное сложности композиции: рассказ ведётся то от первого лица, то от третьего, линии переплетаются, да ещё сопровождаются экскурсами в прошлое, в заключительный этап Троянской войны. На всё это нанизываются приключения (коих бы побольше!) и зловещие планы царя Итаки относительно женихов Пенелопы. В общем, спасибо и этому произведению древнегреческого гения за несколько общеизвестных теперь сюжетов: с сиренами, циклопом и знаменитым «Никто», ветрами Эола и саваном, распускаемым ночью Пенелопой. А также за троянского коня.