‘історія кохання’

В своё время я прочёл «Захара Беркута» в издании, приобретённом в любимом львовском букинистическом магазине на Армянской. В этой напечатанной в 1919-м году в Берлине книге автором предисловия и примечаний- разъясняющих значение слов польского и немецкого происхождения и напоминающих, что слова «Русь», «руський» («…сказав монгол ламаною руською мовою») следует понимать как «Україна», «український», -выступил известный филолог Василь Симович (под псевдонимом, свидетельствующим о романтичности его натуры- Василь Верниволя). Издал роман Яков Оренштайн, один из наиболее значительных подвижников украинской литературы первой половины прошлого столетия. Этот Оренштайн владел едва ли не самым популярным книжным магазином Львова, в пору революционной смуты уехал в Германию, где издавал современных украинских авторов, в 33-м году бежал от нацистов в Варшаву, в гетто которой, десять лет спустя, погиб вместе со всей семьёй.

Я иногда задумываюсь над тем, что если верить, что Бога нет, то повседневные заботы, радости и горести вроде, скажем, болезни детей, пожаров или краж, или гибели кого-то из близких во время очередного погрома или в результате падения с лошади, или любви, которая могла оказаться вполне счастливой, а стала, -из-за вмешательства родителей, из-за невзаимности, из-за малодушия, -медленно уменьшающимся, в конце концов почти совсем забытым, незаметным комком боли, перечисляю отчего-то сплошные горести, но радости, конечно же, были столь же разнообразны и часты, что всё это, пережитое членами какой-нибудь семьи польских или украинских евреев в конце 19-го века, или в его середине, или за сто лет перед этим, или их дальними предками, выжившими после нашествия войск Хмельницкого- что всё, что можно представить о жизни этих людей, кажется почти напрасным. Потому что, если бы я, например, не был религиозен, как бы я ответил, зачем жили эти люди? Каждый из которых мог бы быть счастливее и успешней, если бы проявил большую силу воли и предприимчивость, или оказался менее разборчив в средствах, мог бы удачнее жениться и удачнее выдать замуж дочь, мог бы дать волю гомосексуальным склонностям, если таковые у него были, вне зависимости от того, подавлял он их из-за пылкой религиозности, из чувства стыда или преданности родным, мог бы пропить имущество, мог бы разбить сердце отцу, оставив семейное дело ради сомнительного служения музам, мог бы креститься, мог бы повеситься, мог бы помириться перед смертью с братом- но, что бы он не сделал вместо того, что сделал в действительности, какими бы не были его реализованные и зарытые в землю таланты, его потомки оказались истреблены, стёрты с лица земли со всем их миром. Зачем же они были такими, какими были, зачем могли быть другими, зачем ими не стали? Вероятно, ради того, чтобы просто прожить собственные радости и горести, реализовать одни возможности и упустить другие «в одиночестве под этими пустыми небесами»- мне сложно было бы ответить иначе и сложно смириться с этим ответом.

Что же до «Захара Беркута», этот роман стал моим вторым знакомством с прозой Франко со времён школы- прежде я читал лишь «Борислав сміється», и то в безобразно сокращённом варианте хрестоматии: прекрасная, надменная и нехорошая юная панянка, наиболее привлекательный образ романа, исчезла после первой же главы, точнее, присутствовала, со всей линией взаимоотношений с молодым шляхтичем, лишь в кратких редакторских пересказах. И всё же «Борислав» мне понравился, хотя его язык в то время был для меня слишком уж сложным, непривычным. Однако при чтении «Захара Беркута» насыщенность диалектизмами, необычность оборотов, неожиданное употребление знакомых слов составили одно из главных удовольствий от чтения. В целом я воспринял произведение как идеологически заангажированное фэнтези (помянутый Верниволя-Симич высказался в том духе, что роман Франко, если и можно назвать историческим, то по отношению не к описываемым событиям, а к современной автору политической ситуации). Декорации 13-го столетия Франко использует для восхваления этакой анархо-синдикалистской утопии, свободного объединения сознательных граждан в независимые, но тесно связанные друг с другом общины, которые вместе пашут, вместе разводят скот, вместе противостоят врагу, решают сообща любой вопрос, нисколько не нуждаясь в княжеской централизованной власти (модель, которая в свете событий последних десятилетий кажется отнюдь не лишённой смысла).

Книга производит хорошее впечатление и яркими, пускай и по большей части односложно-идеальными, персонажами вроде Мирославы, столь выгодно отличающейся от какой-нибудь скучной плаксы из «Чёрной рады» Кулиша, безвольном объекте похищений и спасений- у Мирославы и тело упругое, и на медведя с рогатиной она ходит, и, сама бояринова дочь, а в простолюдина без памяти влюбляется, и метательные машины проектирует, что твой Архимед. Особенно же автору удались «массовые сцены» битв и творимых монголами зверств.

Конечно, патетические восхваления дохристианского культа, очевидно, имевшего отношение к подлинным верованиям древних обитателей Карпат не больше, чем религия джедаев, теперь могут не вызвать тоску разве что у родноверов, однако, видимо, в те времена языческая романтика даже достойным людям казалась чем-то животворно-народным.

https://scontent-waw1-1.xx.fbcdn.net/v/t1.0-9/72445308_2953002561380486_5263186399217057792_n.jpg?_nc_cat=108&_nc_eui2=AeH2CHqnBsUZrJQ0ot4GOJyoEG9fxZRgzg_vmnW_es0yd3dz1ofb50DdO3TvqWp-Xb4WrEZ_l3njqaCvxzmJkRb0GbeYz9FsKQdBEBKB6G_rsQ&_nc_ohc=EjBJ1NFRWT0AQkYmIbSkN53ftYSXAWd9cr9S6xXy27P6TGc6uyVGuVPWg&_nc_ht=scontent-waw1-1.xx&oh=096d024050fe5fbbd2eec2f6cfba1152&oe=5E778D1F