‘Победа’

Мы все войны шальные дети / И генерал, и рядовой. / Опять весна на белом свете. / Опять весна на белом свете. / ОПЯТЬ ВЕСНА НА БЕЛОМ СВЕТЕ. / Бери шинель, пошли домой..

Окуджава.

Книгу прочитало 12 человек. Это просто фантастика! В смысле невероятно мало. Но это может быть и хорошо. Почему? Постараюсь обосновать эту странную на первый взгляд точку зрения.

Это наиболее откровенные и наиболее страшные воспоминания о войне из всех, которые мне приходилось читать. Цитировать можно страницами, даже главами, но я ограничусь двумя небольшими выдержками из книги. Первая — эпизод из рассказа об одном негодяе.

«Как-то я дежурил у телефонной трубки в штабе дивизиона, а Петька занимался тем же, но на наблюдательном пункте, который разместился в небольшом крестьянском хуторе между нашими и немецкими траншеями... [...] ...Наши разведчики ... воспользовались затишьем и предались весёлым развлечениям. Они заперли хозяина и хозяйку в чулан, а затем начали всем взводом, по очереди, портить малолетних хозяйских дочек. Петька, зная, что я не выношу даже рассказов о таких делах, транслировал мне по телефону вопли и стоны бедных девчушек, а также подробно рассказывал о происходящем. ... [...] ... Он знал, что, что я не имею права бросить трубку, что я не пойду к начальству, ... да и не удивишь его подобными происшествиями — дело ведь обычное.»

Второй случай обозначил собой тот предел, после которого Автор пришёл к выводу, что он потерпел «решительное, бесповоротное поражение во Второй мировой войне». Личное поражение.

В Германии познакомился он с очень красивой девушкой, дочерью аптекаря из города Цопот*. Далее — слово Автору: «Эрика была для меня прежде всего олицетворением того, что стоит за пределами войны, того, что далеко от её ужасов, её грязи, её низости, её подлости. Она превратилась для меня в средоточие духовных ценностей, которых я так долго был лишён, о которых мечтал и которых жаждал!». Дней, вероятно, около десяти они провели в одной комнате. Расставание было трудным. «Со временем мог бы получиться хороший роман, развиться большое чувство, но времени не было.» Через несколько недель Автору представился случай побывать в Цопоте проездом и он заглянул в аптеку. Но ни отца ни дочери не было. Новый хозяин аптеки поляк, делает вид, что ничего не знает. Наконец, от соседа, старого немца, инвалида Первой мировой, Автор узнаёт, что произошло: «... старик оживает, выпрямляется, человеческое достоинство проблескивает в его глазах. И он выплёвывает мне в лицо: — Их было шестеро, ваших танкистов. Потом она выбила окно и разбилась о мостовую! — И ушёл.»

И что же из этого следует? А вот что. Даже я, человек с вполне сложившимися убеждениями, после этого, проезжая мимо постамента, на котором стоит танк Т-34 (таких постаментов в стране сотни, есть они пока и за границей), вспоминаю тех шестерых танкистов и тот взвод разведчиков. И теперь уже это не выкинуть из головы, хотя я сам принимал участие в шествии Бессмертного Полка..., где, как мне теперь стало очевидным, шли люди с портретами в том числе и тех танкистов и тех разведчиков (портрет чудовищного связиста Петьки Шабашникова там тоже, без сомнения, был и будет), дело-то было обычное, теперь все они герои, да и тогда уже многие из них были героями**. Хотите ли вы, чтобы ваши дети (старшего, разумеется, возраста), прочитавшие эту книгу, задавали вам неудобные вопросы (их и без того хватает)? А хотите ли вы сами представить себя на месте Автора, буквально чудом (без преувеличения) оставшегося в живых, пройдя через ад? Не пошатнёт ли чтение его книги ваши взгляды на историю, на некие кажущиеся незыблемыми основы, заложенные родителями и школой? Если не боитесь всего этого, не боитесь, что Вторая мировая покажется вам проигранной, читайте Никулина.

*) Так, на немецкий манер, Автор именует всемирно известный польский город Сопот, пригород Гданьска, тогда называвшегося Данцигом.

**) В том числе и тот Сидоров, автограф которого на цоколе статуи Никулин приводит почти без купюр. Интересное было зрелище — над Рейхстагом развевается один символ Победы, а перед самым носом эта надпись — тоже ведь своеобразный символ. Но, признаюсь по секрету, творчество этого Сидорова не показалось бы мне ТАМ и ТОГДА совсем уж неуместным, а хватало ли в этом случае у немцев чувства юмора, это их проблема.

PS. На следующий день после моего появился ещё один отзыв на эту книгу. Отзывист приводит цитату из рецензии на «Воспоминания о войне» (авторы рецензии Алексей Пекарш и Григорий Пернавский), вводя при этом в оборот такое, доселе не встречавшееся мне понятие, как «рецензия на автора» (!) произведения.

На тот случай, если отзывисту станет стыдно и он свой отзыв удалит, приведу эту цитату ещё раз: «Однако, это всего лишь один из взглядов на войну, где все люди — сволочи, завшивленные и вонючие, где все мысли — только о вкусной еде и тёплой постели, где кругом только трупы и грязь.»

Это ложь, и я рад, что при обсуждении этого явно заказного опуса читатели опровергли её просто с помощью текста книги Никулина, не обойдя вниманием ни сержанта, стоившего роты, ни лейтенанта Лёшу (жаль, нет фамилии), ни спасение из концлагеря евреев, которых, чуть-чуть опоздай наши, расстреляли бы эсэсовцы, ни востоковеда Дьяконова (из новеллы «Игорь Дьяконов, или Кто победил немцев в Отечественной войне»). Рецензию следует прочитать, чтобы лучше понимать методы идеологической борьбы, но и комментарии не надо пропускать.

Назову те книги о войне, которые мне кажутся заслуживающими внимания. Во первых, это всё, написанное Марком Солониным (любая книга — образец исторического исследования); во вторых «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...» В. Богомолова (на неё есть мой отзыв); в третьих и в четвёртых — Борис Слуцкий «Записки о войне» и «Прокляты и убиты» В. Астафьева.