Русская классика

Итак, очередной рассказ из сборниика «Тёмные аллеи». В центре повествования знаменитый писатель (читай: Иван Бунин). Постойте, такое уже было в рассказе «Визитные карточки«! -- воскликнет памятливый читатель. Там ещё писатель совокуплялся с попутчицей на пароходе! И что с того? там на пароходе, а здесь -- в поезде. Значит, рассказ совсем другой. Да и начинается он не с эротической сцены в поезде, а с полового акта с несовершеннолетней поэтессочкой. Секс с малолетками в сборнике встречался уже дважды, но то были девки низкого звания, которых по мнению господина Бунина следует насиловать. Надя (так зовут поэтессочку), как и положено особе из приличного общества, сама отдалась знаменитости. Это уже пыталась сделать Зойка из рассказа «Зойка и Валерия», но там студент предпочёл Валерию, и Зойку лишать девственности не стал, а знаменитый писатель неразборчив, он спит разом с четырьмя женщинами: Надей, Ли, Машей и Еленой, пишущей под псевдонимом Генрих. О Наде нам сообщают, что ей шестнадцать лет и у неё маленькие груди. Ли -- женщина вамп, груди у неё острые и торчат в разные стороны. О цыганке Маше знаем и того меньше: она хорошо танцует, и у неё плоский живот. Зато у мадам Генрих (имя это Бунин склоняет на мужской манер, что заставляет морщиться при чтении) любимые Буниным полные колени и большая грудь. Боже, сколько этих грудей уже было в предыдущих рассказах! Разумеется, с Генрих (Генрихом) писатель совершает половой акт с особым смаком. Должная порция спермы выделена, рассказ следует заканчивать. Как? Разумеется, убить персонажа, который больше не нужен, без этого Бунин не может. Вот только кого? В рассказах «Кавказ», «Зойка и Валерия», «Париж» автор прикончил мужчину, а женщину пришиб только в одном рассказе («Галя Ганская»). Тут уже ясно, что Генрих обречена, железный закон графомании не оставляет ей ни одного шанса.

Автор и сам понимает, что четыре любовницы разом малость многовато и заранее извиняется, заявляя устами своего альтер эго: «Сочинитель имеет такое же полное право быть смелым в своих словесных изображениях любви и лиц ее, каковое во все времена предоставлено было в этом случае живописцам и ваятелям: только подлые души видят подлое даже в прекрасном или ужасном». Вот только любви здесь нет, да и вместо лиц одни груди и «полновесные бёдра». То, что Бунин продаёт за любовь, есть грязнейшая форма разврата. Очень хочется характеризовать это точным, матерным словом, но я дал себе обещание слов этих не употреблять и держусь из последних сил. А впереди ещё много рассказов, порождённых тёмными аллелями бунинской психики.