Ужасы и Мистика

Чтение книг Андрея Валентинова оставляет у меня смешанные чувства. Временами, я прихожу в восторг. Временами, в состояние недоумения. Роман о Великой Французской революции находиться где-то посередине этих двух впечатлений.

Я уже как-то говорил, что не люблю историю XVIII века. Возможно, я слишком много читал о ней в детстве. Между тем, если не считать излишней политизированности, роман Валентинова прекрасно написан. Историческая фантастика или, скорее, тайная история Великой Французской революции, рассказанная с точки зрения роялиста, читается увлекательно, хотя, должен признать, никаких особых тайн я там не вижу. Что, собственно, происходит в романе? Некий роялист приходит в себя после казни. Он не помнит, кто он, за исключением того, что сражался за короля, и лишь знает, что должен найти какой-то «Синий циферблат», выполнить что-то, что не сделал при жизни. Но при всем своем декларируемом уме ГГ догадывается о том, кто он, гораздо позже, чем это происходит с читателем (я, к примеру, все понял уже в начале романа), хотя в качестве оправдания для героя могу сказать, что маркиз де Руаньяк все же не читал множества книг с аналогичным сюжетным ходом и не смотрел множество кинофильмов на ту же тему.

Описание революции для Валентинова вполне традиционно — революция это абсолютное зло. Лишь однажды в беседе с Дантоном становится ясно, что не все так просто, как кажется, что нельзя десять веков дразнить гусей, а потом остаться безнаказанным, что гроза не разбирает правых и виноватых, и когда воздух сгущается, в беде виновата не гроза, а затхлая атмосфера, после которой не остается другого выхода, кроме бури. Да и страшный Робеспьер, в течении всего романа остающийся на заднем плане и появляющийся лишь в конце, когда герой полностью обрел память, в своей политике не так уж и сильно отличается от «заблудившегося дон Кихота», как называет вернувшегося («дезертировавшего») с того света одна из героинь. «Есть нечто страшное в священной любви к Отечеству», — говорит Робеспьер и с ним, как и с маркизом де Руаньяком, можно согласиться. И можно сказать, что после смерти главный герой стал гораздо лучшим человеком, чем он был при жизни.

Что еще можно сказать о романе? Конечно, Валентинов не мог обойтись без любимых им логров, они же дэрги или дхары, хотя история прекрасно могла бы быть рассказана и без них. А еще не смог обойтись без отсылок к другим авторам и романам, и вот в «Дезертире» появляется следователь Сименон, некий то ли Кинг, то ли Стокер — Жорж Дантон никак не может вспомнить имя исследователя — готов искать по катакомбам вампиров, а явившиеся арестовывать ГГ санкюлоты словно сошли со страниц «Собачьего сердца» Булгакова. Забавно? Да, но без этих забав роман ничего бы не потерял, а, возможно, и выиграл бы. Но что поделать, постмодернизм рулит.

В общем, возможно, когда-нибудь я даже перечитаю этот роман, что последнее время случается со мною нечасто. Вот только одна вещь вызывается все же во мне недоумение, и я не знаю, кто в этом виноват — автор или редактор. В одной из сносок романа Филипп Эгалите был назван братом Людовика Шестнадцатого. Нет, он, конечно, был Бурбоном, но их родство восходило к Людовику Тринадцатому, так что бывший герцог Орлеанский никак не мог быть братом казненному королю. Так как Валентинов историк, не думаю, что он мог допустить такую ошибку. Видимо, ругать и правда надо редактора.