‘Владимир Маканин’

Нравиться эта книга, конечно, не может. Но ей это и не нужно. Зато впечатление производит из разряда глубинных бомб. И душу с кишками выматывает очень жёстко. Читать её муторно, страшно и тошно. Начинаешь особенно остро ценить какой-никакой домашний очаг, сытость и комфорт, а насчёт действий в случае моего внезапного безумия я уже дома договорилась.

Петрович - бомж. Не из тех, что спят на улице и по подвалам в обоссанных штанах, а человек с пропиской, семьёй (в добровольном прошлом) и писательским талантом (нереализованным). Петрович сторожит чужие кв метры, надкусывая чужой домашний уют то тут, то там, но не наглея, ровно столько, сколько нужно, чтобы скромно прожить. Времена сменяются от страшных до мутных, кишка времени то сжимается, то разжимается, а то и переваривает своих жильцов местами. Так и ходят дырявые, в основном без отростков доброты-сострадания, а кто-то и вовсе безголовый.

Только вот главный герой никакой не герой времени. Ну или герой с минусом, антигерой, лишний человек, персонаж. Добровольно выбравший самое дно, забурившийся в тину по самые зрачки. Человек, который перекрыл в себе писательский кран насовсем, не позволяющий себе ни творчества, ни надежды. Стрёмный тихушник, истовый защитник собственного "я", хотя вот, хоть убей (а он может, да), никакого "я" там рассмотреть не могу. Одни шкурки от "я", да и те засохли давно. Ну или не хватает мне опыта, чтобы понять, что и так бывает. Гордиться своей андеграудностью, агэшностью так называемой? Чем гордиться-то? Не могу понять, почему человек, утративший творческие желания и погрязший в желаниях бытовых, телесных, не может и не хочет закрепиться на поверхности. Пристать к тёплому боку какой-нибудь подвернувшейся несчастной бабёнки-хранительницы кв метров, коих, если верить Петровичу, вокруг тьма. Есть, пить, морально разлагаться в своём углу - чем плохо? В чём великая гордость и подвиг - отказываться от возможностей, удач и шансов, каждый раз выбирать погружение, прекратить всякую борьбу, смиренно принимать тычки и зуботычины от мира? Да, ему не сказать, чтобы везло, бывали и куда более везучие персонажи. Но и не должно же везти, это скорее исключение и прореха в матрице, чем правило. Реальность текуча и частенько образовывает острые углы, об которые можно все бока изранить.

Маканин проводит своего героя по всем кругам типичного современного ада: сума, тюрьма, психушка.
Сума - общажная неустроенность, чужеродность, чужой среди своих, заноза, которую здоровое тело выдавливает само собой, с гноем и кровью. Голод. Жажда забытья, которую можно утолить только водкой. Нищета.
Тюрьма - бесправность, зависимость от власть имущих, и трудно представить себе что-то мерзостнее, чем упившийся властью мельчайший вонючий клоп.
Психушка - чистилище и мясорубка для гениев и мозгов. Это самая страшная часть книги, я давно ничего страшнее не читала. Психушка прорывается к тебе почти сразу: у Петровича есть брат Веня - талантливый в юности художник, которого в своё время "залечили". Веня - постоянный жилец скорбного дома, тихий безобидный шизик, который иногда плачет. Сам Петрович, конечно, тот ещё неприятный и скользкий тип, но как относится к брату, как бережёт те несчастные часы и минуты, которые они проводят вместе, как важно ему создать у брата иллюзию собственного благополучия. Его боль не оправдывает, но заставляет сострадать. Петрович тоже какое-то время обитает в психушке, где его пытаются в некотором роде расколоть. И раскололи бы, да, извлекли бы всё-всё, что там в серёдке ещё осталось, выскребли бы ложкой, а чистого, звенящего от внутриголовной пустоты нашего негероя, пустили бы попастись в больничных коридорах. Они умеют. Да только реальность и из психушки его вытолкнет в итоге. И там не врос, не пустил корни.

Сломанные люди, гении и бесталанные, отказники и непризнанные, глубоководные жители, копошащиеся в склизкой темноте. Как бы вас теперь перестать видеть и обонять.