‘знаменитые полководцы’

Одно из главных произведений известного советского и российского писателя, бывшего фронтового разведчика Владимира Карпова о личности генерала армии Ивана Ефимовича Петрова. Весьма острая на момент написания, объединившая в себе резкость "оттепели" и изрядный привкус брежневской панегрики, откровения о репрессиях 30-х и не всегда приятных характеристиках советских военачальниках ВОВ. Традиционно досталось Мехлису, этакому "злобному кардиналу", чьи козни дважды, по мнению писателя, стоили Петрову должности командующего фронтом. Но вот что получилось у писателя - так это раскрыть личность генерала, совершенно стоически исполнявшего свой долг, не способного на интриги или подлость.

Книга не очень ровная - мало про Одессу и Севастополь, необычайно подробно про Кавказ, и в меру подробно про Белоруссию '44 и Карпаты. В том числе про Эльтигенскую десантную операцию, но переводить все стрелки на флот Карпов не стал. Но книга своей цели достигла - я узнал много интересного о не самом известном советском командующим фронтом. Любопытно упоминание личной ссоры Петрова и адмирала Октябрьского по поводу возможности эвакуации гарнизона Севастополя перед концом обороны города-крепости, любопытно участие Петрова в должности начштаба на Тоцких учениях.

И слова Константина Симонова из книги:

Петров был человеком во многих отношениях незаурядным. Огромный военный опыт и профессиональные знания сочетались у него с большой общей культурой, широчайшей начитанностью и преданной любовью к искусству, прежде всего к живописи. Среди его близких друзей были превосходные и не слишком обласканные в те годы официальным признанием живописцы. Относясь с долей застенчивой иронии к собственным дилетантским занятиям живописью, Петров обладал при этом своеобразным и точным вкусом.

Петров был по характеру человеком решительным, а в критические минуты умел быть жестким. Однако при всей своей, если можно так выразиться, абсолютной военности, он понимал, что в строгой военной субординации присутствует известная вынужденность для человеческого достоинства, и не жаловал тех, кого приводила в раж именно эта субординационная сторона военной службы. Он любил умных и дисциплинированных и не любил вытаращенных от рвения и давал тем и другим чувствовать это.

В его поведении и внешности были некоторые странности или, вернее, непривычности. Он имел обыкновение подписывать приказы своим полным именем: «Иван Петров» или «Ив. Петров», любил ездить по передовой на «пикапе» или на полуторке, причем для лучшего обзора частенько стоя при этом на подножке.

Контузия, полученная им еще в гражданскую войну, заставляла его, когда он волновался и особенно когда сердился, вдруг быстро и часто кивать головой так, словно он подтверждал слова собеседника, хотя обычно в такие минуты все бывало как раз наоборот.

Петров мог вспылить и, уж если это случалось, бывал резок до бешенства. Но к его чести надо добавить, что эти вспышки были в нем не начальнической, а человеческой чертой. Он был способен вспылить, разговаривая не только с подчиненными, но и с начальством.

Однако гораздо чаще, а вернее, почти всегда, он умел оставаться спокойным перед лицом обстоятельств.